Продолжение:
http://www.blago.katren.ru/assets/files ... 008.04.pdf
стр.6 журнал "Все наши дети", ноябрь 2008
Мы нужны друг другу
Мы продолжаем публиковать отрывки из книги Шерри Элридж " 20 вещей, которые усыновленный ребенок хотел бы, чтобы знали его родители" . Эта книга раскрывает приемным родителям внутренний мир их детей с его потаенными закоулками - сложный, запутанный, но яркий и прекрасный.*
ДО УСЫНОВЛЕНИЯ Я ПЕРЕЖИЛ ОГРОМНУЮ УТРАТУ. ВЫ ТУТ НИ ПРИ ЧЕМ
Если вы готовы к путешествию во внутренний мир своего ребенка, то скоро познакомитесь с его тайнами. Вы встретитесь с его глубоко упрятанными травмами, вы узнаете, в чем он так сильно нуждается.
Как многие усыновители, встречаясь с болезненной стороной усыновления, вы, возможно, будете чувствовать беспомощность, желание опровергнуть ее существование, защитить от нее своего ребенка. Как верно подметила Джейн Скулер, известный публицист по вопросам усыновления: "Многие усыновители как будто забрало шлема опускают - они не готовы и не хотят слышать, что им говорят"
Эллен, приемная мама, сказала, что не в состоянии слышать, что ее малыш испытал огромную боль и порой испытывает ее и сейчас – это просто невыносимо.
Да, страдания ребенка вызывают у нас ответные чувства – это может быть больно.
Гораздо легче сказать себе, что все в порядке, особенно если ребенок внешне не выказывает никаких проблем. Но тут уж ничего не поделаешь – все приемные дети серьезно травмированы, просто потому что все они пережили глубокую утрату до того, как попали в новую семью. Так что первое, что ваш ребенок хочет, чтобы вы узнали: «У меня горе. Я с вами, потому что потерял то, чем очень дорожил. Это не ваша вина. Но и изменить мое прошлое вы не можете».
Когда мне было двенадцать, умерла от рака мама моей лучшей подруги. Помню, как ее семья медленно следует за гробом по проходу церкви. Когда другие прихожане встали, чтобы проститься с покойницей, мое тело затряслось, забилось от рыданий, это было чувство страшного горя. Такие проявления были не очень-то уместны – это же не моя мама умерла…или моя?
Как ни старались успокоить меня родители, они не знали, что похороны не очень близкого человека вернули меня в состояние моего собственного неоплаканного горя. Меня просто посчитали излишне эмоциональным подростком.
Никто не предполагал, что в тот момент я оплакивала мать, которая носила меня девять месяцев, чье лицо я не видела никогда, но чье сердцебиение было для меня первым источником уверенности.
Конечно, моя утрата была иной – ни покойника, ни похорон, ни пустого стула за обеденным столом. И все-таки она была не
менее настоящей.
В дальнейшем родители старательно оберегали меня от всего, что могло бы меня расстроить. Поэтому на похороны бабушки, которая умерла несколько месяцев спустя, меня уже не взяли. Я знаю, они старались сделать как лучше, но вышло иначе. Моя утрата оказалась запрятана еще глубже, потому что я сделала вывод – другие люди не примут мое горе, его надо держать подальше от чужих глаз.
НАУЧИТЕСЬ ПРИЗНАВАТЬ БОЛЬ – ВАШЕГО РЕБЕНКА И СВОЮ СОБСТВЕННУЮ.
В моей истории нет ничего необычного. Многие усыновители отрицают болезненную сторону усыновления, романтизируют его. Вместо сочувствия и добрых слов нам сыплют соль на рану, произнося: «Ты особенный, мы выбрали тебя», «Подумай о тех, кого никто не усыновил». Детей с их болью предпочитают держать на расстоянии вместо настоящих, искренних отношений.
Толковый словарь определяет «романтизм» как «умонастроение, характеризующееся преобладанием мечтательной созерцательности и чувства над рассудком, идеализацией действительности». Может, и вы, сами того не сознавая, годами были романтиком от усыновления? Если так, то пришло время узнать об усыновлении правду и только правду.
Размышляя о прошлом, я убеждаюсь в том, что мои родители были просто очень напуганы моей эмоциональной ранимостью. Может быть, это напомнило им об их собственных утратах, и они почувствовали себя беспомощными.
Как родители могут помочь ребенку пережить утрату? Прежде всего, оплакать собственные: бесплодие, выкидыши, замершие беременности или смерть. А потом и погрустить и поплакать вместе с ребенком о том, что случилось с ним до усыновления, о том, что вы не были тогда рядом, что не смогли его защитить. Только так будет честно признана травма усыновленного ребенка и только так можно искренне оплакать ее. Вы сможете сказать: «Нам тоже очень жаль, что не мама носила тебя в животике» или «Нам грустно, что мы не были рядом с тобой, когда тебе было плохо, не смогли тебя уберечь и защитить».
Прожить собственные утраты и встретиться с болью своего ребенка – значит настроиться на одну эмоциональную с ним волну, узнать его невысказанные нужды, быть рядом, пока он справляется со своим горем.
Это гармоничные и доверительные детско-родительские отношения. Если вы успешно справились со своими утратами, вы стали наилучшим родителем своему ребенку – вам можно доверить свои чувства без страха перед осуждением.
Вы сможете принять все переживания ребенка, с вами, не таясь, можно будет поговорить о любых аспектах усыновления.
Только в такой атмосфере начнется эмоциональное выздоровление и родится настоящая любовь. Выросшие усыновленные ищут эту атмосферу в группах поддержки или в кабинете психолога.
Послушайте рассказ приемной мамы о том, что сблизило их с дочерью.
«Мне было больно от того, что я не носила в животе мою младшую, не кормила ее грудью, не видела ее маленького личика, когда она только-только появилась на свет. Я плакала о том, что это были не наши с ней 9 месяцев, о ее одиночестве первых месяцев, которое я с ней не разделила. Я плакала о той пустоте, которую, уходя, оставила в сердце моей дочери ее биологическая мать. Я поняла, что в моменты этой «ностальгии» мы очень нужны друг другу. В течение последующих лет я часто заговаривала с ней об этом чувстве утраты. Она залезала ко мне на колени, а ее маленькое напряженное тело расслаблялось в моих объятиях. Немало часов мы провели вот так – обнявшись, деля нашу грусть, и наша любовь росла в этих объятиях».
Не сомневаюсь: маму и дочку связывали очень близкие отношения, это похоже на то, как идет в рост подвой. Когда
успешно прививается растение, оно становится крепче других, непривитых.
ЧТО НУЖНО ВАШЕМУ РЕБЕНКУ.
Не забывайте, что источником моих исследований и выводов были те взрослые усыновленные, кому немало навредила тайна усыновления. И все-таки я уверена: подавляющее большинство усыновленных детей нуждаются в признании своей детской травмы. Мама может шепнуть своему усыновленному младенцу: «Скучаешь по своей биологической маме, да? Нам тоже грустно, что вы не смогли быть вместе». «Это больно, да?», – эти слова, обращенные к усыновленному ребенку, будут уместны в любом возрасте. Они выражают сочувствие и сострадание.
Еще одна вещь, которая необходима усыновленному ребенку – это знание об особенностях ситуации усыновления и их влиянии на нашу жизнь. Я веду группу поддержки для взрослых усыновленных и наблюдаю, как удовлетворяется на наших встречах эта потребность в знании, как участники группы начинают лучше понимать собственные эмоциональные процессы, общие для нас всех. Мы лучше узнаем себя, мы перестаем стыдиться самих себя. А вы можете дать своему ребенку это знание о себе самом гораздо раньше.
Усыновленным детям нужно осознать свою утрату как часть своей жизни, примириться со своим прошлым, и с тем, что его нельзя изменить, чтобы в будущем оно не портило им жизнь. Это – главная трудность усыновленного ребенка и, если ее преодолеть, она даст ключ к личностному росту и зрелости.
Доктор Кони Доусон, удочеренная, психолог, просветитель в теме усыновления пишет: «Когда кто-то сказал мне, что у меня в душе неизлечимая рана, у меня как будто свалилось с плеч тяжкое бремя.
Во время моей психотерапии никто не говорил мне, что мне никогда не удастся аккуратненько ее заштопать, навсегда ее излечить. Да, я могу проложить мостки по самым глубоким местам своих болот, так что меня не засосет в трясину, я могу прижечь края своей раны, чтобы она не кровоточила. Но я никогда не смогу ее вылечить, она никогда не «пройдет». При этом я не хочу, чтобы она стала моими кандалами, я не хочу оправдываться за то, какая я есть. Это просто МЕНЯ УСЫНОВИЛИ означает, что я должна знать, как о себе позаботиться. И я принимаю неизбежность того, что моя рана будет взывать о себе, пока я жива».
Еще одна потребность усыновленного ребенка состоит в том, чтобы их родители отбросили свое ложное чувство вины. Родители, чувствующие себя виноватыми, неспособны отбросить средства самозащиты и увидеть, потрогать, утишить ту боль, которая сопровождает утрату, в которой нет виновных.
Это совершенно естественно, когда усыновители, слыша о боли своего ребенка, встречаются с чувством вины. Родители
фантазируют о том, как они могли бы предотвратить эту травму: «Если бы только…»
«Если бы только я была рядом, когда ты родился».
«Если бы только я знала твою биологическую мать и могла ей помочь».
«Если бы только я знала больше о трудностях усыновления и о том, как с ними справляться».
Любое предположение помогает родителям справиться с чувством отчаяния, беспомощности, которую они испытывают перед лицом детских страданий. Синтия Монахон в книге «Дети и травмы» пишет: «Если родитель может убедить себя, что ребенок травмирован по его вине, то он будет верить, что в будущем травмы удастся не допустить. Ощущение вины дает ощущение власти, пусть иллюзорное, но оно выгодней полной беспомощности». Это ошибочное представление порождает ложное чувство вины, которое так мешает детско-родительской привязанности.
Самая важная потребность усыновленного – это выражать противоречивые чувства без риска осуждения. Это последний шаг на пути к исцелению, он освобождает, дает крылья.
Доктор Артур Янов: «Мы, дети, нуждаемся в выражении наших чувств по отношению к родителям. Нас обижает их безразличие. Когда они отвечают нам на наш гнев, нас это обижает. Это значит, что мы больше не можем быть естественными, и это неприятно. Если ограничить движение руки, если привязать ее, будет больно. Если мы не позволим свободно выражаться чувствам, эффект будет тот же. Потребность выражать чувства – такая же насущная, как голод».
Усыновленным детям нужно с кем-то делиться своими чувствами – позитивными и негативными – по отношению к усыновлению, и чувствовать себя в безопасности, что бы ни сорвалось у них с языка. Как родитель, вы можете научиться создавать такую доверительную атмосферу у себя дома.
Научитесь слушать его, когда он говорит о своей утрате, и вы избавитесь от внутренних барьеров, защит, чувства вины,
которые не дают вам помочь собственному ребенку исцелиться от боли.
ОСОБЫЕ ПОТРЕБНОСТИ УСЫНОВЛЕННОГО РЕБЕНКА
Имейте в виду, что мой список – это всего лишь примерный набросок. Вы может составить другой, потому что каждый усыновленный
ребенок непохож на других. Узнавайте своего ребенка, играйте с ним, наблюдайте, как он взаимодействует с окружающими. Все, что вы узнаете, поможет вам написать список потребностей именно вашего ребенка.
Эмоциональные потребности:
• Мне нужна помощь в осознании и проживании утраты биологических родителей.
• Меня нужно убедить, что решение моих биологических родителей оставить меня было принято не потому, что я плохой.
• Мне нужна помощь, чтобы справиться со страхом отвержения, чтобы усвоить, что отсутствие не значит предательство, а закрывшаяся дверь не намекает на то, что я в чем-то виноват.
• Мне нужно разрешение выражать все мои фантазии и чувства по отношению к усыновлению.
Познавательные потребности:
• Мне нужно объяснить, что в усыновлении есть и радостная, и грустная стороны, а также непреходящие трудности для всех участников.
• Сначала мне нужно узнать историю своего усыновления, потом историю своего рождения, потом историю своей биологической семьи.
• Меня нужно научить адекватно выражать мои особые потребности.
• Меня нужно подготовить к тому, что от некоторых я буду слышать обидные слова об усыновлении и о себе как об усыновленном ребенке.
Потребность в признании:
• Мне нужно признание моей двойной наследственности (биологической и усыновительской).
• Меня нужно убедить, что я – долгожданный и любимый.
• Мне нужно, чтобы родители часто напоминали мне, что они восхищаются нашими внешними различиями и ценят особый вклад моей биологической семьи в нашу семью.
Потребность в родителях:
• Мне нужны родители, которые умеют удовлетворять свои эмоциональные потребности – чтобы перед глазами у меня был здоровый пример для подражания. Так я смогу успешно развиваться, а не брать на себя бремя заботы об их эмоциональном комфорте.
• Мне нужны родители, способные расстаться с предубеждениями об усыновлении, способные принять реальность и особые потребности ситуации усыновления.
• Мне нужно слышать, как мои родители открыто говорят о своих чувствах по поводу бесплодия и усыновления, потому что это укрепляет отношения доверия между нами.
• Мне нужно, чтобы мои родители не противопоставляли себя биологическим родителям, иначе мне придется трудно.
Потребности во взаимоотношениях:
• Мне нужно дружить с другими усыновленными.
• Мне нужно объяснить, что будет время попробовать отыскать биологические связи и будет время прекратить поиски.
• Мне нужно напоминать, что отказ от меня – это признак несостоятельности моей биологической семьи, а не меня самого.
Духовные потребности:
• Мне нужно объяснить, что моя жизнь началась еще до моего рождения и что мое существование – не ошибка.
• Мне нужно объяснить, что в этом жестоком мире любящие семьи получаются не только с помощью рождения, но и усыновления.
• Мне нужно объяснить, что моя ценность как человека – неизменна и неотчуждаема.
• Мне нужно примириться с тем, что некоторые мои вопросы об усыновлении навсегда останутся без ответов.
Ваша наибольшая родительская трудность – узнать потребности вашего ребенка и помочь ему озвучить их. Малышу это даст ощущение контроля над тем, что кажется совершенно неуправляемым.
Помощь в исцелении всегда основана на честном диалоге между родителями и ребенком.
Понимание глубинных потребностей усыновленного ребенка даст ему поддержку – не только сегодня, но и на всю жизнь, а его уязвимые места станут сильными сторонами его личности.
И мыслю так разумно, говорю мама, а имею ввиду где мама? Когда она придет? Бабушка отвечает: Мама на работе. Скоро придет.